[MA-37]
И всё-таки
Как бы ни обстояло дело с соображением и встречным соображением, при нынешнем состоянии некоей определённой отдельной науки сделалось необходимым воскрешение морального наблюдения, и человечеству не избежать жестокого зрелища стола для психологического вскрытия с его ножом и щипцами. Ведь здесь хозяйничает та наука, которая задаёт вопрос о происхождении и истории так называемых нравственных чувств и которая, продвигаясь вперёд, должна будет ставить и решать сложные социологические проблемы: прежней философии они совсем неизвестны, и она неизменно уклонялась от исследования происхождения и истории нравственных чувств, делая убогие отговорки. Каковы были последствия, очень ясно можно различить сейчас, когда на множестве примеров показано, что исходным пунктом заблуждений величайших философов обыкновенно оказывалось неверное объяснение определённых человеческих поступков и ощущений, что на основе ошибочного анализа, к примеру, так называемых неэгоистических поступков, строится ложная этика, а потом в угоду ей на помощь в свой черёд призываются религия и мифологическое бесчинство — и наконец тени этих мрачных привидений падают даже на физику и общую картину мира. Если же твёрдо установлено, что самые опасные ловушки для человеческой способности судить и умозаключать подложила и продолжает постоянно подкладывать поверхностность психологического наблюдения, то теперь требуется та терпеливая работа, что не устанет собирать камень к камню, камушек к камушку, требуется сдержанная смелость, чтобы не стыдиться столь скромной работы и отстаивать её перед лицом любого пренебрежения к ней. Нет сомнений: бесчисленные отдельные наблюдения о человеческом и слишком человеческом были впервые сделаны и высказаны в тех кругах общества, которые привыкли приносить жертвы всякого рода не научному познанию, а остроумному кокетству; и запах этой древней родины моральной сентенции — запах весьма обольстительный — почти неотвязно пристал ко всему жанру: и из-за него-то человек науки и проявляет некоторое непроизвольное недоверие к этому жанру и его серьёзности. Но достаточно указывать на эти последствия: ведь уже сейчас начинает выясняться, какие плоды самого серьёзного свойства произрастают на почве психологического наблюдения. Каково же главное положение, к которому в итоге своих разительных и рассекающих анализов человеческих поступков пришёл один из самых отважных и холодных мыслителей, автор книги «О происхождении нравственных чувств»? «Моральный человек, — говорит он, — отнюдь не ближе к интеллигибельному (метафизическому) миру, чем человек физический». Это положение, ставшее жёстким и резким под молотом исторического познания, в некотором будущем превратится, может быть, в секиру, положенную при корне «метафизической потребности» людей, — и как знать, будет ли это больше благословением или проклятьем для общего блага? — но в любом случае оно останется положением, влекущим за собою самые серьёзные следствия, одновременно плодотворным и устрашающим, обращённым к миру тем двойным лицом, какое всегда бывает у великого познания.