[MA-WS-295]
Et in Arcadia ego
Я глядел вниз, поверх волнующихся складок холмов, на молочно-зелёное озеро, сквозь пихты и мрачные от старости ели: всевозможного вида обломки скал вокруг меня, пестреющая цветами и травами земля. Стадо двигалось передо мной, растягиваясь и рассыпаясь; отдельные коровы и их группы подальше, в резком свете вечерней зари, рядом с хвойником; другие ближе, темнее; всё — в спокойствии и вечерней сытости. Часы показывали половину шестого. Бык стада вошёл в белопенный ручей и медленно двинулся по его бурному току, противясь и поддаваясь: так он, видно, доставлял себе какое-то яростное удовольствие. Пастухами были два спалённых солнцем создания с Бергамских Альп: девочка одета почти так же, как мальчик. Слева стены скал и снежные поля над широкими полосами леса, справа два чудовищных обледенелых зубца, высоко надо мною, плывущих в дымке солнечного воздуха, — всё велико, тихо и светло. Вся эта красота вызывала дрожь и немое благоговение перед моментом своего откровения; невольно, так, будто нет ничего более естественного, мысленно видишь в этом чистом, чётком мире света (в котором нет никакого томления, ожидания, где не надо глядеть ни в прошлое, ни в будущее) греческих героев; тут нужно ощущать ту же атмосферу, что ощущал Пуссен, ощущать как его ученик, — героическую и в то же время идиллическую. — Вот так некоторые люди и жили, так они постоянно вчувствовались в мир, а мир вчувствовали в себя, и был среди них один из величайших людей, открывший героико-идиллический вид философствования: Эпикур.