[MA-WS-16]
В каких делах требуется безразличие
Нет ничего более превратного, чем выжидать, пока наука не выведет когда-нибудь окончательное решение относительно начала и конца каждой вещи на свете, а покуда мыслить (и особенно верить) на традиционный лад — как это столь часто нам рекомендуют. Влечение, состоящее в желании иметь в этой сфере сплошь одни гарантии, есть остаточное религиозное влечение, не более того, — скрытая и лишь мнимо скептическая разновидность «метафизической потребности», спаренная с задней мыслью, что никаких перспектив получить эти окончательные гарантии ещё долгое время не будет, а до той поры «верующий» вправе не тревожиться обо всей этой сфере. Нам совсем не нужны эти гарантии относительно крайних пределов, чтобы вести полную и дельную человеческую жизнь, точно так же как не нужны они муравью, чтобы быть хорошим муравьём. Напротив, мы должны уяснить себе, откуда, собственно, берётся то фатально большое значение, какое мы так долго придавали этим вещам, а для этого нам нужна история моральных и религиозных чувств. Ведь упомянутые острейшие вопросы познания сделались для нас столь значительными и ужасными только благодаря воздействию этих чувств: такие понятия, как вина и кара (и притом вечная кара!), протащили в самые крайние области, куда ещё стремится проникнуть, но не проникает умственный взор, — и оказались в этом тем менее предусмотрительны, чем темнее были эти области. Люди издревле отчаянно фантазировали там, где невозможно установить ничего определённого, убеждая потомков с полной серьёзностью воспринимать свои фантазии как истину, напоследок козырнув отвратительным доводом: что вера обладает большею ценностью, нежели знание. Лишь теперь в отношении этих последних вопросов требуется не знание о вере, а равнодушие к вере и к мнимому знанию в этих областях! — Нам должно быть важнее всё другое, а не то, что доселе нам усердно преподносили как наиважнейшее — я имею в виду вопросы: «для чего существует человек?», «каков его удел после смерти?», «как ему примириться с Богом?» и другие подобные курьёзы. Столь же мало, как эти вопросы верующих, нас касаются и вопросы философов-догматиков, кем бы они ни были — идеалистами, материалистами или реалистами. Все они так и думают, как бы толкнуть нас к выбору в областях, где не нужны ни вера, ни знание; даже для самых отчаянных любителей познания полезнее, если всё, что можно исследовать, всё доступное разуму будет окружать источающее туманы, обманное болото, зона непроницаемого, постоянно текущего и неуловимого. Светлый и близкий, насущнейший мир знания неизменно растёт в ценности именно через сравнение с царством тьмы на краю земель знания. — Мы снова должны стать добрыми соседями насущнейшим вещам и не глядеть с таким презрением к ним, как прежде, поверх них, разинув рот, на облака и ночных чудищ. В лесах и пещерах, в болотистых местностях и под сумрачными небесами — там, как на ступенях культуры целых тысячелетий, человек жил слишком долго, и жил скудно. Там он научился презирать настоящее, соседнее, жизнь и себя самого — а мы, обитатели более светлых полей природы и духа, и до сих пор по наследству носим в своей крови частицу этого яда презрения ко всему насущному.